Отзыв на мангу Искажение

Сатанике Пандемониум, королеве когнитивных искажений 

             Предположим, существуют две женщины, одна добрая, другая жестокая. Которая, по-твоему, прекраснее? Конечно, вторая, злая. Иными словами, злобная натура гораздо больше способна стать подлинным воплощением красоты

Танидзаки Дзюинтиро

Казуто Окада, несомненно, один из наиболее талантливых и парадоксальных мангак в современной японской отаку культуре. Этому автору не откажешь ни в твёрдости идеалов, ни в настоящем японском упорстве: вот уже более 20 лет он воспевает один из самых глубоких и интересных образов как в классической, так и в современной анимешной культуре – образ жестокой, прекрасной, но своевольной, вздорной и сентиментальной демонической женщины. Подобный образ в мировой литературе интересен ещё и тем, что имеет ярко выраженный уайлдовский первоисточник: красота героини изначально неподвластна морали и неподсудна в границах нравственных категорий. Мощно дебютировав в 1988 году, Окада вот уже много лет радует читателей и подписчиков Young champion magazine своими необычными, надрывными, противоречивыми, безумными историями, вслед за Нагаи Хафу и Танидзаки Дзюинтиро став истинным почитателем “La femme fatale”. Русскоязычным читателям, завсегдатаем AdultManga, он известен, прежде всего, своей мангой «Сандоме», переведённой на многие языки, экранизированной Удагавой Дайго в виде тетралогии фильмов и ставшей знаковым феноменом в деле постижения глубинных аспектов современного японского бессознательного.

К сожалению, иные произведения данного мангаки не так известны и популярны за пределами Японии. Особенно удручает тот факт, что довольно качественный перевод первых 14 глав, выполненный Паранойя тим, был вовсе удалён с ресурса в неизвестном направлении. После распада команды на рубеже 2015\16 гг. перевод и вовсе был заброшен. «Искажение», на наш взгляд, является одной из наиболее важных вех в развитии творчества К. Окады. И если «Очень частный урок» и «Искажение» ещё можно найти и прочитать на английском языке, а его Itsuu заказать из Японии, то иные произведения Окады и вовсе не удостоились перевода.

С одной стороны, ничего удивительного в таком положении вещей нет – Казуто Окада слишком самобытен и аутентичен для иностранного читателя. Если Амазумэ Рьюта делает эротику в своей манге интернациональной, постоянно оглядываясь на западноевропейский опыт (даже в такой сугубо японской теме как искусство шибари), то фантазии и фетиши Казуто Окады глубоко японские – они концентрируются на тех аспектах и образах японской эротики, которые зарождались ещё в Средневековье и Новое время (сюнга), оттачивались в эпоху Тайсё и стали лишь внешне интернациональными с экспансией аниме и манги на мировые рынки.

С другой стороны, Казуто Окада является абсолютно современным мангакой, мангакой-постмодернистом, который в отношении женщины и красоты подходит с позиции не созидания, а разрушения, не утверждения, а отказа от классического образа конфуцианской женщины, поданного под соусом различных аниме архетипов.

В его манге явственно слышится иной мотив: “Ibitsu” – это чистый гимн разрушительной женской сути, которая по своему естеству искажена, эгоистична и порочна, сострадательна и ищет наслаждения. Постмодернистское наслаждение в манге «Искажение» и в других творениях автора натуралистично – оно есть не что иное, как психофизиологическая разрядка для тела, господство деформированной, обессмысленной, искажённой оболочки над социальной ситуацией, несущей структурированный смысл. Оно ищется не в рамках каких-то устоявшихся культурных форм и моделей, но там, где возникают провалы, в серых зонах между нормой и девиацией.

Справедливости ради нужно сказать, что очень многих читателей может оттолкнуть крайний натурализм и животный реализм изображения подобных отношений и сцен, которыми изобилует каждая глава манги. Но для того, кто следит за творчеством Окады – становится понятно, что сама логика повествования, отход от романтического идеализма требуют более глубокого погружения в мир бессознательного, поиска истины и глубинных корней наслаждения. Окада действительно начинал как идеалист – его работы вплоть до Сандоме пронизаны магическим флёром мечтательства, гипертрофированными событиями и ситуациями свойственными именно юношеству. Однако подобное допущение не могло в полной мере ограничивать его поиск и – в начале\середине двухтысячных – он приходит к тому же сюжету, который прославил и Танидзаки Дзюинтиро (речь идёт о романе «Любовь глупца») – трагикомичной истории любви между доминантной девушкой-подростком и субмиссивным, чистым душою взрослым, любыми способами отказывающимся взрослеть. Если после «Ibitsu» возвращаться к «Sundome», то можно увидеть, что проблемы, затронутые в Сандоме, с его лёгким, чисто подростковым миром углубляются и заостряются в «Искажении» – где уже нельзя вечно скрывать свои фетиши, а общество крайне нетерпимо и по-ханжески относится к подобным деформированным людям. В Сандоме мангака подходит к постижению темы фетишей с игривым видом, раскрывая их через призму экзальтированных подростковых взаимоотношений, в «Искажении» же речь идёт о более тёмной, жестокой и развращённой стороне взаимоотношений между героем и героиней.

 «Искажение» – это разнузданное, безобразное, уродливое произведение, но произведение, потрясающее по своей глубине и гениальности.

Автор демонстрирует наслаждение как постижение пределов личности и любых возможных границ и ограничений, а затем и их преодоление – подлинное блаженство главный герой испытывает тогда, когда наступает беспамятство, сдвиг, разрыв сознания, привычных норм и шаблонов поведения, дефляция, охватывающий субъекта в самый разгар экстаза. Это может быть и сон главного героя в коробке с пенопластовой крошкой, совместный ужин, созерцание облитой водой главной героини на могильном камне собственного деда, ролевые игры и BDSM сессии и многое другое. В кульминационные моменты Кейго уже не управляет своим желанием, не контролирует его, рационализация наслаждения и перенос его на куклу становится невозможен, так как разум  перестает быть навигатором, а становится органом наслаждения, считывающим элементы визуального и тактильного кодов. В один из моментов девушка говорит: «Я хочу видеть милого Кавгучи-сана, плачущего и молящего, жаждущего мастурбировать настолько сильно, что вот-вот потеряет сознание…»

Лейтмотив всей манги – это феномен жестокой власти, которой обладает чувственная женская красота, феномен демонического преклонения перед этой могущественной силой, которая, по словам Мисимы, поднимает до самых небес и опускает в самые глубинные слои ада. В японских произведениях жестокая красавица, (будь то Сорью Аска Лэнгли, Харухи Судзумия, Мина Цепеш, Сэндзёгахара Хитаги, Сахана Куруми, Моритака Модака), даже воспитанная в традициях синтоизма и конфуцианства, всегда несет в себе разрушительную силу, ибо протагонист, созерцающий подобную тян, постепенно попадает под ее обаяние, втягивается во взаимоотношения с ней, сносит все издевательства от предмета обожания (героиня у Окады доминирует и физически и морально) и, в конце концов, находит в своих страданиях некое удовольствие, раскрывающее новые горизонты и формы познания. Какигучи Кейго в один из ярких моментов манги не сдерживается: «Этого я раньше никогда не чувствовал… Чрезмерно высокомерная девушка, её мокрый силуэт перед моими глазами… смесь флирта, враждебности, трудности и наслаждения».

Апофеозом же поклонения доминантной красоте является самозабвенное служении мужчины его прекрасной, но жестокой и своенравной госпоже. Ее жестокость, вздорность и необузданность не вызывает в герое неприязни: в принципе, в ней и заключается её истинное очарование. Сексуальная фрустрация, психическая и физическая экзальтация, одиночество, от которого нет спасения, боязнь теплоты тела, жестокое напряжение чувств – вот чем цепляет Ибицу и вот, что отождествляет собой Моритака Мадока – ещё одна жемчужина в коллекции женских образов Казуто Окады. Значение женских образов в целом настолько весомо для мангаки, что какой бы тайтл мы не взяли: «Сандоме», «Искажённую», «Очень частный урок» и т.д. всюду мы видим, что героиня производит на протагониста настолько значительное психологическое воздействие, что буквально переворачивает всю его жизнь вверх дном. Когда Кейго спрашивает у Мадоки, чего она по-настоящему хочет – она честно отвечает: «Я только хочу свести тебя с ума». Подобный типаж женского архетипа являлась для Окады проводником Красоты, ее воплощением, символом Страсти и роком судьбы, а потому – именно женщины являются главными и самыми незабываемыми героинями его произведений.

Моритака Мадока в манге изображена чёткой и одновременно искажённой, естественной и неестественной, невинной и развращённой, страстной и холодной, причём её противоестественность, алогичность мировоззрения органично вплетаются в канву произведения. Когда нечто прекрасное в эстетической концепции Окады становится мерзким или грязным – оно становится ещё прекраснее. В постмодернистской эстетической реальности извращённо-больное, порочное и нормальное имеют одинаково относительный вес в пространстве потенциальной реализации – когда для девиации открывается подобное «окно возможностей» (The Overton Window) – демоническая женщина Казуто Окады выходит на сцену и становится нормой.

Мадока не только истязает и мучает, но и лечит, защищает героя от жестокой реальности, но при этом она уродует главного героя не только физически но и морально, наносят самые страшные раны, привязывают к себе Кейго прочными путами обольщения. Моритака Мадока, чья красота расцветает в полную силу по мере того как Кейго создаёт свой шедевр, упоённая поклонениям мужчин становится жестокой и своенравной, демонической и властной. Под её властью Канигучи ломается, забывает обо всём на свете и отдаётся в жестокие руки одинокой и деформированной девушки старшеклассницы.

В манге «Искажение» также присутствует мотив, который впоследствии не раз найдет отражение в произведениях Окады: главный герой, воплощая свой шедевр, отдает Мадоке часть себя, часть своей души, открывая дверь безумию и саморазрушению: “Still trash. Still incomplete”.

Казуто Окада – необычный мангака. Возможно, вся суть произведений Казуто Окады – это призыв к поиску необычной красоты, своей собственной Моритаки Мадоки, которая, говоря словами другого адепта «ла фэмме фатале» всегда рядом – «А вдруг, всё то, что ищем – прямо где-то здесь смеётся, например, внутри зеркально-новогоднего фонарика». Не будь у мангаки этой сюрреалистической веры, он бы не стал уже столько лет писать истории о сложных судьбах и отношениях между мужчиной и женщиной, о любви и ненависти, нежности и жестокости, отчаянии и стойкости, о доминантных харизматичных властных женщинах и субмиссивных, страстных, верных до гроба мужчинах, не стал бы он верным воспевателем демонической красоты, которая открывает блаженство, недоступное простым смертным. Я очень завидую тем, кто откроет для себя Казуто окаду в первый раз, начав именно  этой манги.